Владислав Тетюхин: «Мне 83 года, я не могу ждать 100 лет»

Ольга Чебыкина: Владислав Валентинович, добрый день. Я не раз слышала, что вы не очень любите давать интервью, и связываю это не с тем, что журналисты, может быть, попадались нечистоплотные, а, скорее, с занятостью, с графиком и с тем, что вы привыкли делать, а не говорить.
Владислав Тетюхин: В какой-то мере вы правы.
ОЧ: Предполагаю, что в последнее время ваших интервью стало больше, потому что хочется рассказать о вашем грандиозном проекте и, если называть вещи своими именами, достучаться через СМИ, чтобы наконец-то пришли деньги.
Многопрофильный медицинский центр в Нижнем Тагиле создаётся на базе частно-государственного партнёрства.
Владислав Тетюхин вложил в проект  3 млрд 750 млн рублей собственных средств. Со стороны Свердловской области в лице Корпорации развития Среднего Урала вложен 1 млрд 2 млн рублей.
Доминирующее профильное направление Центра — ортопедия и вертебрология, как консервативное лечение, так и эндопротезирование и остеосинтез опорно-двигательного аппарата с применением титановых имплантатов. Мощность центра — 4500 операций в год. В Центре разработана и внедрена беспрецедентная для России система реабилитации пациентов.
Главное чаяние идеолога Уральского клинического лечебно-реабилитационного центра Владислава Тетюхина — придать Центру статус федерального для получения квот на бесплатные операции не только по Свердловской области, но и по всей стране. Попросту: для успешного функционирования уникального лечебного учреждения ему всего лишь нужны пациенты, направленные государством. К слову, в стране из них — очередь.
ВТ: В целом идея абсолютно правильная, но я бы уточнил: пробиться через СМИ — для того, чтобы был определён статус Центра и чтобы на него было обращено внимание со стороны государственных структур, ответственных за медицину, то есть Минздрава.
ОЧ: Вы побывали практически на всех уровнях. Какие горы, кипы, стопки писем, обращений, прошений и прочего написаны? С министром Скворцовой вы встречались и разговаривали, она в курсе…
ВТ: Не раз.
ОЧ: Местные министерства тоже всё знают, и если кому-то нужно показать, как у нас красиво и хорошо, везут именно в ваш Центр. Область предоставила, сколько могла, — 1,2 миллиарда. Но есть единственный человек, который может не просто написать резолюцию: «хорошее дело, надо рассмотреть» или «надо помочь» — цитата Путина, которая была во многих СМИ. Неужели человек такого масштаба, как вы, не имеет доступа к президенту?
ВТ: Когда мы были на форуме Народного фронта по медицинским вопросам, там проходило заседание, на котором выступал президент. Всё это было очень зарегламентировано, и было мало времени, поэтому нельзя было высказаться по существу. Но я увидел там Леонида Рошаля, подошёл к нему, представился и спросил: «Вы здесь уже всех знаете, всё видели. Вот есть такая ситуация. Какой вариант?». И он говорит: «Только один: президент». Спасибо Рошалю, но я это прекрасно понимаю и без него.
Потом мы послали письмо с полным описанием ситуации на имя Сергея Борисовича Иванова, который является главой администрации президента. Это письмо попало не к нему, а в управление, которое отправило его в Минздрав, и там ответила заместитель какого-то департамента; ответ — совершенно ни о чём.
Наш губернатор послал письмо с теми же вопросами на имя Голодец, которая поручила ответить Скворцовой. Ответ пришёл абсолютно ни о чём. Как можно пойти к Путину? Честно говоря, это немного обескураживает, потому что эти вопросы в случае одобрения президента должны были решаться автоматически. Я не скажу, что их игнорируют, но к ним относятся без того участия, на которое рассчитывал президент.
Государство строит медицинские учреждения, центры подобного рода. Их должно было быть создано пять. Создано три: один построен в Краснодаре, но его пришлось уничтожить, ещё один, во Владивостоке, не достроили.
Короче говоря, три центра. При этом мы в четыре-шесть раз отстаём от Западной Европы и Америки по эндопротезированию и операциям на позвоночнике, а наши потребности по реабилитации удовлетворяются, по данным Минздрава, всего на 1,9-2% от необходимого. И только в 2020 году предполагается добиться 25%. Положение в целом критическое.
Государство должно построить учреждение, вложив большую сумму денег, и после этого ещё оплачивать лечение пациентов. В данном случае оно сэкономило на том, что не строило. Но тогда возникает вопрос:
ребята, те деньги, что вы сэкономили, — вы их потратьте на то, чтобы лечить своих же сограждан.
К тому же и президент, и премьер-министр активно призывают инвесторов принять участие в создании медицинской инфраструктуры и развитии ВМП. Все эти пожелания реализованы. Более того, всё это одобрено президентом — и почему-то не находит поддержки у Минздрава.
ОЧ: В том-то и дело: вы сделали за государство огромную часть работы, и осталось лишь немного помочь, потому что основные вложения уже сделаны. Более того, Центр работает — там уже проведена не одна тысяча операций, и реабилитация проводится на том уровне, которого в России больше нигде нет, — и вот денег нет. И вы ждёте. Очень многие люди — и те, у кого нет таких денег, как у вас, и те, у кого есть — вас не понимают: как можно честно заработать огромные деньги, а потом всё вбухнуть в социальный, отчасти даже благотворительный проект, и за это бороться. Может быть, проще было как Шиндлер — взять и на все деньги точечно вылечить, скажем, две тысячи человек, прооперировав их в Германии.
ВТ: Когда создаётся центр, речь идёт не о двух тысячах человек, а о десятках тысяч. За год мы пролечили более четырёх тысяч человек. Представляете, сколько можно сделать за 10, 15, 20 лет? Мы можем делать семь тысяч операций в год.
Есть и чисто моральный фактор: люди в глубинке, вдалеке от российских и мировых столиц видят ту медицину, которая там существует. Почему это не должны видеть люди, которые создают здесь материальные и оборонные ценности?
ОЧ: Нет ответа. И эта система кажется настолько ущербной…
ВТ: Считайте, что это шаг, который поможет обратить внимание на то, что такие центры должны быть во многих регионах России.
Люди должны знать, что есть центры, где можно «чувствовать себя человеком», как многие пишут в отзывах.
ОЧ: Я уверена, что вы пробовали разговаривать с крупными инвесторами, частными лицами. Тоже не нашли понимания?
ВТ: Дело в том, что это не супермаркет. Медицина — это бизнес, срок окупаемости которого, если хорошо организовать дело, 10-15 лет. Потолком же считаются уже пять лет, поэтому частные инвесторы отпадают. Остаётся государство, и от него сейчас требуются только небольшие деньги, чтобы достроить реабилитационную часть, превратив её в курортно-реабилитационную. Тогда это был бы уникальнейший для России центр, потому что он начинался бы с диагностики и кончался бы третьим этапом реабилитации — курортным лечением.
ОЧ: Я читала, что вы звонили своему бывшему партнёру по ВСМПО Вячеславу  Брешту и предлагали ему соучастие, а он отказался. Был ли такой звонок?
ВТ: Звонок был, но он был полушутливым, без особой надежды. Тем не менее, поскольку здесь его малая родина — он тут родился, получил образование и путёвку в жизнь, а в Салде получил и основу своего немалого благосостояния — то, конечно, человек на его месте должен понять и войти в этот проект, чтобы
как минимум отдать должное тому месту, которое его породило, воспитало и дало ему всё в жизни.
Но увы.
ОЧ: И разница в том, что он живёт в Израиле, а вы и сейчас живёте в Салде.
ВТ: Он живёт в Европе. Он любитель оперы и перемещается вслед за оперными певцами по всему миру.
ОЧ: А вы — любитель Салды и медицины. Любитель людей, может быть?
ВТ: У меня несколько увлечений. Осталось увлечение титаном, поскольку я титанщик по образованию. Вторая любовь — медицина. И все те люди, с кем я здесь познакомился. Тут я обрёл вторую родину.
ОЧ: Это ваше осознанное решение — не уезжать из Салды? Каждый день ездить на работу в Нижний Тагил к восьми, к девяти утра… Вам на будущей неделе 83 года, и такой ритм жизни для вас нормален?
ВТ: Да.
ОЧ: На эмоциональном уровне меня впечатлила история о том, как вы переживали операцию на колене, которую делали в Германии, и вам нужно было быстро восстановиться к лыжному сезону. Сейчас у вас есть время кататься или это уже непозволительная роскошь?
ВТ: Для катания время найдётся всегда. Тем более что суббота — выходной.

ОЧ: Что нужно делать, чтобы чувствовать тебя так же, как вы, и несмотря ни на что бороться до конца? В чём секрет?
ВТ: Есть очень хороший пример. Был такой великий учёный Резерфорд — физик, работавший в Англии.
На лаборатории у него был нарисован крокодил. Это означало, что он не может двигаться назад, только вперёд.
Здесь на картинах ни одного крокодила, к сожалению, нет, но мы его где-нибудь нарисуем (улыбается).
ОЧ: То есть вы, образно говоря, крокодил.
ВТ: Да. Не в смысле пожирания, а в смысле движения.
ОЧ: Я уверена, что такого человека, как вы, бесполезно спрашивать, нужна ли вам благодарность или какие-то регалии. У вас немало и наград, и номинаций, и выдвижений…
ВТ: Главной благодарностью было бы, чтобы Центру справедливо помогли: оценили его по достоинству и превратили в центр, который выполняет государственные заказы. Это главная задача.
ОЧ: Я читала салдинский форум, когда готовилась к интервью. Там люди, которые здесь не лечились, пишут о том, какой Тетюхин нехороший человек: всё от Салды взял, а госпиталь строит где-то в Тагиле. Вас обижают такие мнения?
ВТ: Нет. Когда они побудут здесь, они скажут: всё у вас в порядке. Пока они говорят абстрактно. Те салдамане, которые здесь побывали, говорят спасибо — абсолютно все.
В США есть мощный центр MEO, который родился в городе Рочестере, где было всего шесть тысяч человек. Потом он вырос…
ОЧ: Сейчас там работает 40 тысяч сотрудников.
ВТ: Точно. Но это произошло за более чем сотню лет. Если бы мне было минус 30 лет, можно было бы ждать,
а поскольку мне плюс 83, то я не могу ждать 100 лет.
Второе, чего люди не понимают до конца, что Центр имеет определённую направленность. Нам часто приходится консультироваться с врачами других специальностей, которые находятся здесь же, и это очень удобно. У нас одна пенсионерка 86 лет сломала шейку бедра, и её привезли на операцию, но у неё оказался тромб. Делать операцию нельзя — может произойти тромболёгочная эмболия с негативным исходом. Поэтому мы пригласили доктора из 4-й клиники, он купировал этот тромб, и только затем мы смогли приступить к операции. Если бы это произошло в Салде, это было бы невозможно сделать.
ОЧ: Ваша семья, ваши сыновья сразу поддержали вас в этом стратегическом решении — всё вбухать в Центр и сделать его делом и вашей, и их жизни?
ВТ: У каждого свои наклонности и увлечения. Мы советуемся, но прямого и резкого влияния нет. Есть мягкое обсуждение проблем каждого.
ОЧ: Люди на форумах сказали бы: «Пап, у тебя дети, внуки; может, лучше откроем гостиницу или ресторан и обеспечим своих близких на три-четыре поколения вперёд».
ВТ: Каждый человек должен сам себя создавать и обеспечивать. Тогда он действительно будет представлять какую-то ценность.
Если он живёт на дивидендах и ценностях, созданных другими, то ему будет нечем отчитываться в конце жизни.
ОЧ: Боюсь задавать этот вопрос, но вы, наверное, не испугаетесь на него ответить. Если вы не успеете, есть ли кому после вас писать, звонить, настаивать, требовать? В глобальном смысле вам, наверное, не так важно, когда именно Центр начнёт функционировать — через год, два или пять, главное, что ваше дело разовьётся до невероятных масштабов и будет спасать жизнь и здоровье людям.
ВТ: Как не успею?
ОЧ: Не может быть такого?
ВТ: Конечно, не может.
Сейчас есть варианты жизни до 120 лет.
Об этом пишут, так что почему нет. У нас же есть актёр, который в 100 лет продолжает играть на сцене. Почему бы и нам не поиграть? По крайней мере, до того, как эта бетонная стена будет пробита.
Сколько сидел граф Монте-Кристо? Он лет 15 или 20 выбирался из замка Иф, почти пальцем выковыривая себе дырку на свободу. Ещё 15-20 лет, и можно пробиться.
ОЧ: Это лучший из ответов, который вы можете дать. Я буду абсолютно счастлива, если наше интервью — и интервью десятков таких же занудных журналистов, которых вы вытерпите — станет той каплей, которая камень точит и в итоге проточит.
ВТ: Смотря на какой камень будет капать. Есть гранит, есть туф…
ОЧ: Понятно. Сопротивление материалов.
ВТ: Минздрав, как оказалось, что-то типа гранита, бетона. Но есть структуры более восприимчивые.
ОЧ: Метафора понятна. Желаю нам и вам хорошо работать. Вы своё дело знаете блестяще, мы тоже будем стараться, и в итоге эту ситуацию переломим.
ВТ: Давайте. Спасибо.
http://malina.am/Series/tetukhin995907